Мечту о Европе, которая была бы не только экономическим гигантом, но и военной державой, давно лелеяли по обе стороны Атлантики. Для Соединенных Штатов эта европейская самостоятельность представляет собой заманчивую перспективу: геополитический ландшафт, в котором Америка может перераспределить свои ресурсы и сосредоточиться на растущих проблемах в Индо-Тихоокеанском регионе. Подобный сдвиг поможет адаптироваться к растущей динамике Востока и позволит США более эффективно справляться со сложностями многополярного мира. С другой стороны, эта мечта означает нечто большее, чем просто военная самодостаточность для европейских стран. В эпоху, когда нависают опасения по поводу американского изоляционизма, особенно учитывая непредсказуемый характер внешней политики США в последние годы, независимая Европа могла бы служить защитой от потенциальных угроз. Это гарантирует, что континент не останется уязвимым и подчинённым прихотям далекого союзника, а будет готов и устойчив к переменам в мировой политике.
Украинский кризис послужил лакмусовой бумажкой для претензий Европы на стратегическую автономию. Когда Россия начала свое вторжение в Украину в феврале 2022 года, многие в оборонном сообществе ожидали, что это станет катализатором для Европы, который воплотит ее экономическую мощь в ощутимые военные действия. Европейские лидеры в течение многих лет отстаивали идею “самостоятельной Европы”. Ангела Меркель однажды заявила, что эпоха полной зависимости от других уходит в прошлое, а Эмануэль Макрон часто акцентировал внимание на европейской стратегической автономии. Тем не менее, когда ситуация на Украине обострилась, немедленная и существенная военная помощь поступила преимущественно из Вашингтона. Поддержка Киева со стороны США значительно затмила вклад ЕС и Великобритании вместе взятых. Реакция Европы, напротив, казалась фрагментарной. Вместо объединенных европейских действий отдельные страны, такие как Великобритания и Польша, проявили инициативу, подчеркнув зависимость континента от американской военной мощи и разрыв между европейской риторикой и реальностью.
Цифры рисуют четкую картину огромной пропасти в расходах на оборону между США и Европой. Последовательные и значительные инвестиции Америки в свою военную инфраструктуру позволили ей сохранить доминирующее положение на мировой арене. Напротив, более скромное увеличение расходов на оборону в Европе свидетельствует о том, что континент сталкивается с многочисленными приоритетами и ограничениями. В то время как военные расходы США выросли с 656 миллиардов до 801 миллиарда долларов в период с 2008 по 2021 год, совокупный показатель для ЕС и Великобритании просто вырос с 233 до 325 миллиардов долларов. Но денежный аспект — это лишь верхушка айсберга.
Читайте также: ВОЕННОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ ГЕРМАНИИ: НОВАЯ ЭРА ИЛИ МИМОЛЕТНАЯ ИЛЛЮЗИЯ?
На первый взгляд оборонный ландшафт Европы пронизан сложностями. Подход континента к обороне не просто разнообразен, но и часто разрознен. Из-за того что каждая из 28 стран имеет свои военные стандарты и способы закупок, в итоге существует 178 различных систем вооружения. Это резко контрастирует с рационализированным и унифицированным подходом США, которые эксплуатируют всего 30 систем вооружения. Такое разделение в Европе приводит к дублированию, потерям ресурсов и отсутствию функциональной совместимости. Вместо сплоченного и скоординированного оборонного механизма Европа оказывается в ситуации, когда усилия каждой страны иногда могут привести к противоречивым целям.
Фрагментация европейской оборонной стратегии является символом более широкого идеологического раскола, который пронизывает весь континент. Исторический и геополитический контекст сформировал различные представления и реакции на угрозы. Восточноевропейские страны, учитывая их близость и прошлый опыт с Россией, относятся к Москве с повышенным чувством осторожности и безотлагательности. Их позиция основана на истории оккупации, влиянии и близости к нации, которая в последнее время проявила агрессивные тенденции, как это видно на примере Украины.
С другой стороны, западноевропейские страны, удаленные как географически, так и исторически от непосредственного давления со стороны России, часто отдают предпочтение дипломатическим каналам. Например, Эмануэль Макрон и Олаф Шольц временами выступали за диалог с Москвой, подчеркивая важность экономических связей и потенциал мирных переговоров. Такие инициативы, хотя и прагматичные с западной точки зрения, были встречены их восточными коллегами с огромным скептицизмом.
Это расхождение в подходах привело к ощутимой напряженности внутри Европы. Восточные страны, такие как Польша и страны Балтии, испытывают чувство предательства, когда западные лидеры вступают в диалог, который, кажется, упускает из виду вполне реальные риски, с которыми они сталкиваются. Этот раскол не только усложняет формулирование согласованной европейской внешней политики, но и выявляет проблемы в укреплении доверия и единства между государствами-членами. Без общего видения и взаимного доверия стремления Европы к стратегической автономии остаются недостижимыми.
И все же, несмотря на эти трудности, есть проблески надежды. Решительные шаги континента по диверсификации своих источников энергии, в частности его усилия по снижению зависимости от российского газа, свидетельствуют о его способности разворачиваться, когда того требуют обстоятельства. Этот экономический переход, обусловленный геополитическими соображениями и целями устойчивого развития, ознаменовался быстрым развитием инфраструктуры, таким как ускоренное строительство терминалов сжиженного природного газа в таких странах, как Германия.
Более того, промышленная мощь Европы является свидетельством ее скрытых возможностей. Континент является родиной известных оборонных производителей, таких как R-Metal, Thales, Safron и Leonardo; обладает технологическими ноу-хау и промышленными мощностями для производства ультрасовременной военной техники. Эти организации, обладающие опытом в создании всего — от ракет до реактивных истребителей, представляют собой значительный актив. Если Европа сможет оптимизировать свои процессы оборонных закупок и способствовать тесному сотрудничеству между этими производителями, она могла бы использовать эту промышленную базу для укрепления своей оборонной мощи.
Региональная интеграция предлагает прагматичный подход к сложностям европейской обороны. Учитывая огромное разнообразие перспектив и приоритетов европейских стран, общеевропейская интеграция может показаться титанической задачей. Однако сосредоточение внимания на небольших, более сплоченных группах стран с совпадающими интересами и общей историей делает путь к сотрудничеству в области обороны реалистичнее.
Страны Северной Европы служат ярким примером такого подхода. Их общее географическое положение и схожие геополитические проблемы привели к дискуссиям о создании объединенных военно-воздушных сил Северных стран. Такие совместные усилия позволяют использовать общие ресурсы и экспертные знания и обеспечивают более скоординированное реагирование на региональные угрозы.
Помимо стран Северной Европы, другие кластеры в Европе могли бы извлечь выгоду из аналогичного подхода. Учитывая их переплетенную историю и тесные связи, страны Бенилюкса (Бельгия, Нидерланды и Люксембург) могли бы изучить совместные оборонные инициативы. Аналогичным образом, государства Балтии могли бы найти ценность в единой стратегии обороны, учитывая их общие границы и взаимную обеспокоенность российской агрессией.
Сосредоточившись на этих небольших группах, Европа может обойти некоторые из наиболее серьезных проблем интеграции в масштабах всего континента. Такое региональное сотрудничество может привести к уменьшению необходимости сокращать рабочие места, улучшить распределение ресурсов и создать более гибкий механизм реагирования. Со временем, когда эти местные оборонные кластеры докажут свою эффективность, они могли бы послужить основой для широкого европейского оборонного сотрудничества, приближая континент к мечте о стратегической автономии.
Идея трансатлантической оборонной промышленности представляет собой симбиотическое решение, которое могло бы преодолеть разрыв в оборонном потенциале, одновременно укрепляя связи между Европой и США. Такое сотрудничество было бы не просто транзакционным обменом оборудованием, но и более глубокой интеграцией технологического опыта и промышленных мощностей. Заключая совместные предприятия и соглашения о партнерском производстве, европейские оборонные фирмы могли бы извлечь выгоду из передовых технологий и инноваций, которые привносят американские оборонные гиганты.
Кроме того, такой совместный подход способствовал бы беспрепятственному обмену информацией между двумя континентами. Обмен техническими спецификациями, результатами исследований и оперативными данными гарантировал бы, что производимое оборудование является совместимым и отвечает конкретным потребностям европейских вооруженных сил. Такая синергия также ускорила бы процесс передачи технологий, позволив европейским производителям приобретать, самостоятельно создавать и обслуживать передовые оборонные платформы. Это трансатлантическое партнерство могло бы привести к созданию производственных комплексов в Европе, что позволило бы укрепить возможности оборонного производства, создало бы рабочие места и стимулировало экономический рост.
Путь к европейской стратегической автономии, несомненно, сложен, полон внутренних противоречий и внешних препятствий. Но стоит лишь вспомнить, что на кону стоит не только безопасность континента, но и его роль в мире. Если Европе удастся достичь этой автономии, она не просто укрепит свои границы, но и станет более влиятельной на мировой арене.
